В области 7 больным пересадили донорскую почку. Ещё 168 ждут почку, 59 больным нужна печень, 6 – сердце. Двое из пациентов дети, одному всего 2 года. Как решить проблему? Со следующего года у нас хотят пересаживать трупные органы.

Делим печень на двоих

Первую операцию по пересадке печени в областной больнице собираются провести уже в декабре.

– Трансплантацию будем проводить вместе с сотрудниками научного центра из Южной Кореи, профессором Кванг-Вонг Ли. Он делает до 500 операций в год и занимается этим более 10 лет. Сейчас в Сеуле обучаются два наших хирурга, анестезиолог, врач КТ-диагностики, врач-патоморфолог и операционная медсестра, – рассказывает главный хирург области Ерлан Султангереев. – В ближайшее время мы хотим провести 2 пересадки печени. Это более сложные операции, чем трансплантация почек. Здесь важна ещё и тканевая совместимость. Доноры-родственники. Сейчас их обследуют. В 2016 году хотим заключить меморандум с госпиталем Сеулского университета, чтобы корейские специалисты обучали наших врачей здесь.

– Почки – парный орган, донор может отдать одну. А как быть с печенью?

– Есть специальные формулы, по которым рассчитывается объём печени, которого достаточно для донора и необходимо реципиенту. Расчет пока делают за рубежом. После операции орган восстанавливается за несколько месяцев на 70-80%. Такие операции активно проводятся в Астане. Для пересадки используют органы родственных и трупных доноров. В Актобе пока провели только 7 пересадок почек. Проблема с донорами. Не все готовы отдать свой орган. Бывает 60-летние люди хотят отдать свою почку детям, но при обследовании выясняется, что функция органа у них уже нарушена. Часто у пожилых есть свои заболевания, которые после операции могут осложниться, поэтому донорами их не берут. Со следующего года мы хотим развивать в Актобе трупное донорство. У нас уже было 4 случая мультиорганного забора. Почки, печень, сердце погибших людей отправили в Астану и Алматы. Распределением донорских органов занимается республиканский координационный центр по трансплантации, руководит которым Доскалиев. За донорскими органами высылают самолёт. К примеру, сердце живёт всего 4 часа. Поэтому, когда у нас начинается забор органа, в Астане уже приступают к операции больному, которому его собираются пересаживать. В листе ожидания есть все данные пациентов, они разделены по группам крови, по ним выбирают, кому трупный орган подходит. Актюбинцы стали с пониманием относиться к такому донорству. Забор у нас делают только в БСМП и только после того, как на это дадут разрешение родственники. Трупное донорство предлагается, если у больного наступила смерть мозга, остальные органы работают за счёт аппарата. Все доноры, что у нас были, молодые люди. Они попали в ДТП, погибли, но спасли жизни 16 больным. Сейчас донорских почек ждут 168 актюбинцев. Одному нужно лёгкое, но его у нас пока не пересаживают, к этому готовится доктор Пя из кардиоцентра в Астане. У людей, ожидающих донорскую печень, в основном цирроз. Пока их поддерживают медикаментами.

«Вашего сына не спасли, но он может спасти других»

Сложную работу – вести переговоры с родными погибших о трупном донорстве – берет на себя региональный трансплант-координатор РКЦ трансплантологии Валентина Арыстанова [на фото].

– Обычно человек уходит под утро или ночью, – говорит она. – Если наступила смерть мозга, врачи сообщают мне, я еду говорить с родными. Это непросто. Первому парню было лет за 30, он попал в аварию, получил множественные травмы. Отца у него не было, только мама. У неё шок, слезы… Я её успокоила, выразила соболезнование, стала расспрашивать, знает ли она о трансплантологии. Выяснилось, что слышала. Поговорили, женщина посоветовалась с родными и дала согласие. Первый донор отдал 2 почки, сердце и печень. Второй была женщина. У неё сделали забор 2 почек и печени, у третьего – 2 почек, сердца не успели. В последнем случае удалось сделать забор 4 органов и роговицы, её пересаживают тоже. Почки живут до 72 часов, печень – 42, сердце – меньше всего. Если дают разрешение, я сообщаю в Астану, за органами прилетает санавиация, «Скорую» с донорскими органами сопровождает ГАИ, возят их в контейнерах со спецрастворами, чтобы они сохранили свою жизнеспособность.

Юридически у нас в стране презумпция согласия на трупное донорство. Это значит: если у человека произошла смерть мозга, по закону мы можем изъять органы, не спрашивая разрешения у родных, но учитывая наш менталитет, чтобы не возникало конфликтов, мы берём разрешение.

В Латвии трансплантологией занимаются уже 10 лет. У них тоже презумпция согласия, но 30% органов там забирают без согласия, ежегодно спасают несколько десятков больных. У нас сейчас готовится проект, согласно которому человек при жизни выражает своё волеизъявление: согласен ли он отдать свои органы после смерти для пересадки. Возможно, это будет отражаться в карточках в ЦОНах. Но это вовсе не значит, что людей в реанимациях перестанут спасать, чтобы сделать забор органов. Каждый врач борется до последнего, чтобы спасти человеку жизнь.

Гани Куттымуратов,

завотделением трансплантологии АО «Национальный научный центр онкологии и трансплантологии»:

– 45% больных из листа ожидания умирают в Казахстане, не дождавшись донорского органа. Раньше умирали 80%. В Америке этот показатель составляет всего 7%. Трупное донорство могло бы решить проблему трансплантологии: медикаментозная поддержка людей, нуждающихся в трансплантации, – не выход. С циррозом печени человек может «сгореть» даже за месяц, а его можно спасти. Гемодиализ тоже даёт свои осложнения.

Ерлан Султангереев,

главный хирург области:

Иногда больные говорят: «Мы нашли донора по объявлению, заплатим деньги, сделайте пересадку». Но продажа органа – уголовно наказуемое деяние. Потом донор и реципиент должны идеально подходить друг другу. На поводу людей, дающих такие объявления, идти нельзя. Это могут быть мошенники.

На фото:Нагашыбай Шамгонов: «Через день по 4 часа я лежал под аппаратом, который работал вместо моих почек. Это тяжелая процедура. После операции я живу как все». || Фото Владимира ЗОБЕНКО

Я живу с почкой сестры

– 29 ноября 2014 года мне пересадили почку сестры, – рассказывает Нагашыбай Шамгонов. – Сейчас чувствую себя нормально, собираюсь выйти на работу. Раньше я был машинистом в депо. Пойду туда же, но на лёгкий труд. До трансплантации я болел год. С приступом на «Скорой» меня отвезли в больницу. Я не мог дышать, была высокая температура, болело сердце. Оказалось, воспалились почки. Через дней 10 они отказали совсем, меня перевели на гемодиализ. Полгода через день по 4 часа я лежал под аппаратом, который очищал мне кровь вместо собственных почек. Из-за этого поднималось давление, я не спал, мне дали инвалидность. Врач предложил сделать пересадку, но один брат перенес Боткина, у второго оказалась другая группа крови, для донорства подходила только сестра. Она согласилась отдать мне свою почку. Конечно, я переживал. Молился перед операцией. Почка прижилась, и я вернулся к обычной жизни. После операции похудел на 11 килограммов: это ж не аппендикс вырезать. Сейчас прежний вес вернулся, у сестры тоже все хорошо. В исламе говорят: если спас одного человека, тебя ждёт благо за спасение всего мира. Убьешь одного человека – грех ляжет за убийство всего мира. Я в это верю. Слышал от врачей, что в Актобе хотят внедрить трупное донорство. Отношусь к этому нормально. Если живые люди отдают свои органы, чтобы спасти кому-то жизнь, почему их не взять у ушедшего?