– В 43-м году мы, десятиклассницы 11-й школы, по призыву комсомола поехали восстанавливать Сталинград. Город был весь в руинах, на улицах валялись распухшие трупы немецких солдат, – вспоминает 84-летняя Ирина Аберемко [на фото].

Смертельная граната

На фронт у меня ушли брат и отец. Я в 43-м должна была окончить школу. Вечерами мы с дев­чонками бегали в госпиталь – на его месте сейчас роддом, мыли там полы. Зарплату нам никто не платил – просто нам очень хотелось чем-то быть полезными фронту. Тогда почти у всех был такой настрой. В феврале 43-го освободили Сталинград. В школе прошло собрание, объявили, что комсомол призывает молодежь поехать на восстановление города. Там ничего не осталось – налёт совершали около 200 немецких бомбардировщиков. Все, что могло сгореть, сгорело, что осталось – разбили. На призыв отозвались многие – в основном парни и девушки из числа эвакуированных и наши полкласса. Правда, на вокзал из одноклассников пришли только пятеро.

Стояла ранняя весна. На поезде мы добрались до Волги, дальше переправы не было. Три дня мы жили прямо на берегу в каких-то ямках. Людей набралось много. По утрам просыпались – все одеяла в инее. Нас всех обходила врач, справлялась о здоровье. Потом пришел катер, и нас перевезли.

Город был в руинах. Из зданий ничего не осталось. На улице лежали вражеские трупы с почерневшими лицами. Из разбитых одноэтажных строений торчали только печные трубы. От многоэтажных зданий где кусочек лестницы остался, где стена, где часть пола и на нём кровать. Но нас это не испугало. По-настоящему нам стало страшно, когда погиб наш одноклассник Роберт. У него в руках взорвалась граната. Ему снесло лицо, он весь обгорел, ему оторвало кисти рук… Это случилось в первые дни нашего приезда в Сталинград, 3 мая 1943 года. Кормили нас неважно, вот мальчишки и решили глушить в реке рыбу, нашли где-то противотанковую гранату, она взорвалась. Когда мы прибежали, Роберт лежал, скрючившись, на нём были только ботинки. Завернули мы тело в простыню, вырыли яму и похоронили в парке на берегу Волги.

Меч короля Георга за стойкость

Поселили нас в посёлке тракторного завода в единственном здании, где уцелела крыша. Находилось здание прямо у подножья Мамаева кургана. Его называли Мамаевым бугром. Из наших окон были видны блиндажи, братские могилы.

В здание стащили кровати, матрасы, так мы и жили. Людей в город прибывало много. Даже в лаптях приезжали из российских глубинок. Всюду по городу висели плакаты «Сталинград выстоял, Сталинград выстроим!». Мы были одними из первых, поэтому нам пришлось работать не на восстановлении города, а на танковом заводе, где срочно нужны были рабочие руки. Завод тоже разбомбили, и три мастера работали прямо под открытым небом. Нас научили держать молоток, отверт­ку, и мы собирали 12-цилиндровые дизели. У меня даже сохранилось удостоверение слесаря сборщика-дизелиста 5-го разряда.

Сталинградский тракторный завод относился к народному комиссариату танковой промышленности. Часть тракторного завода выпускала танки. Сам завод эвакуировали в Челябинск. Утром по гудку мы шли на завод и работали там с 7 до 7. И позже оставались. Засыпали за станками, нас гнали, но мы не уходили. На выпущенных нами танках, на броне орудийной башни краской писали: «Ответ Сталинграда».

За мужество и стойкость тогда, в 1943-м, Королева Елизавета I подарила Сталинграду меч короля Георга.

Скорбут, малярия, тиф

Как нам жилось? В столовой давали какой-то суп с пшенкой, в хлебе попадалось просо, шелуха и даже гнилая картошка. Давали кормовую свеклу, иногда селедку. От недостатка аскорбиновой кислоты у нас начался скорбут. Ноги распухли, на них не заживали болячки. Как-то мы все отравились кукурузой. Оказывается, её протравили для посева, а нам из неё приготовили обед. Я и малярией болела. Мне после этого дали отпуск, а на обратной дороге я подхватила тиф, но вернулась в Сталинград.

Кто обстрелял знамя?

В те дни меня очень поддерживали письма отца. Он воевал в смоленских лесах. Для меня было важно, что я тоже помогаю фронту, а он был очень близко. Иногда мы ходили на поле боя, снимали с оставшихся танков запчасти. Зрелище там было страшное, и над всем этим летали чёрные коршуны.

В Сталинграде в те годы работала выездная редакция «Комсомольской правды», мы с ней активно сотрудничали. Поэт Семен Гудзенко тогда писал:

Танки не пробились на заре,

Вся земля здесь ходуном ходила.

Видишь, на Мамаевом бугре

Пехотинцев братские могилы…

В Сталинграде я проработала полтора года. Бывало всякое. Помню, 1 мая 1943 года у завода устроили митинг. И вдруг трассирующими пулями кто-то выстрелил в знамя. Оно загорелось, люди бросились его тушить. Кто стрелял, бог его знает. Как-то прямо в цех бросили гранату. Два человека погибли.

На Мамаевом кургане тишина

В 1944 году я поступила в институт и уехала из Сталинграда. После войны я попала туда только в 1978 году, меня направили в командировку на совещание химиков. Конечно, я была на Мамаевом кургане. Он стал выше. Со всех концов страны туда привезли по горсточке земли – с родины погибших. И знаете, что удивило – та тишина, которая там стоит. Сразу вспоминается песня: «На Мамаевом кургане тишина, за Мамаевым курганом тишина. Здесь навеки похоронена война…».

В 2003 году я получила памятный знак «60-летие Сталинградской битвы». Это самая дорогая для меня награда. А самый главный праздник в моей жизни – День Победы. Я себя тоже считаю участницей войны.

…Мои брат и отец с фронта не вернулись. Все, что от них осталось, – фронтовые письма.

Я их бережно храню и, перебирая, всё время думаю: «Не дай нам бог ещё одной такой войны, это страшно…»

Воспоминания, связанные с войной, и фото, присылайте по адресу: Есет батыра, 99. Фото возвращаются. Ведущая акции "Неизвестная война" Альмира Алишбаева.